Бесконечный день. Палящее солнце безжалостно направляло свои огненные лучи на и без того раскаленную земную поверхность. Стаявшая духота вызывала лишь отвращение и стойкое желание непременно почувствовать на себе тысячи мелких капель долгожданной влаги. Переезд в новый город обещал стать маленьким приключением, но что, если это небольшое, казалось бы, мероприятии, несет в себе куда больше первоначально заявленного смысла? Бред. Помниться, что подобные аномальные дни встречались и раньше, когда по недели, а то и больше, с неба не капало ни капли, разве что вертолеты, переполненные водой, ни с того ни с сего забрасывало в городскую черту. Но это было не просто редко, почти не заметно и, поливаемые в ручную газоны, все равно медленно увядали, всеми силами стараясь избежать объятий скорой смерти. Желание выбраться за город из душной пыльной, обдуваемой искусственно квартиры разбивалось как хрустальный бокал о пол почти каждое утро. Бессмысленные бега на работу, скрип дверей, визг тормозов - и вот тебе "доброе утро" от проснувшегося города. Бред. Сходившие от такой жары с ума животные, старательно прятались в тени, отброшенной небольшим домом или деревом, вытягивались вдоль аллеи, прятались за раскрывшимися кустами, старательно избегая каких-либо соприкосновений с асфальтом, накалившимся до предела.
новый город уступал прошлому разве что масштабами разворачивающегося бедствия. Меньше машин, больше природы, хотя и эта разница не давала никаких особых результатов. Отчаянно хотелось набрать бассейн и не вылезать из него пока не закончиться жар, исходящий с небес. Но ни бассейна, ни тем более возможности совершить сей блаженный прыжок не имелось в наличии. И упиваясь тончайшим, как нить паутины, желанием, Ллойд гнал свою машину в сторону небольшого комплекса, где можно было не только укрыться от солнца, но и вновь почувствовать, как грудную клетку стягивает до ужаса сильный корсет, болевым потоком разносит по крови насос-сердце желанный адреналин столиками удовольствия. Скачки давным давно стали его хобби, небольшой хорошей слабостью, азартом, но не опасностью, которую ранее он испытал от покера. Сейчас, он просто не делал ставки, лишь сам, где-то в уголке подсознания, он представлял себе тройку лидеров, почти всегда оставаясь прав. Но Фортуна мадам не предсказуемая и испытывать ее Ллойд вновь ну никак не хотелось.
Бьющий в лицо ветер не приносил пользы, разве что снабжал новой порцией кислорода с выхлопными газами. Бросаться вперед, на обгон, мистер МакЭвой не торопился. Ему, как новичку в этом городе, наверни-ка найдется где-то местечко, а если нет, то... Найдется. Это он просто знал. И размеры городка только способствовали этому. Слухи здесь, должно быть, распространялись довольно быстро, а значит о нем, о новоприбывшем юристе, сразу же открывшим новую компанию, должно быть стало известно определенному кругу лиц. По крайне мере надежда на это была. Хотя и подкрепленная фактами.
Парковка была довольно заполненной, но пробела между машинами говорили о том, что ипподром, хоть и весьма увлекательное место. но все же не для всех, лишь для любителей. Оставив машину в относительной тени, чтобы не нагрелась еще сильнее, мистер МакЭвой прошел внутрь, улыбкой поздоровавшись с молодым мужчиной у дверей. Тот лишь слегка удивленно посмотрел на него, но кивнул в ответ.
Кондиционеры работали на всю мощность, хотя им было не по силам заглушить тот гул, что стоял сейчас в небольшом по размерам зале, заполненным шумно разговаривающими людьми. Кто-то делал ставки, кто-то спорил, кто-то вел беседу о вечном, а Ллойд лишь оглядывал внимательным, чуть придирчивым взглядом всех присутствующих. От изучения группы людей его отвлекло объявление, где говорилось о скором начале  бегов. Решив, что лучшие места еще можно успеть занять, Томас быстрым шагом достиг толпы и скользнул в нее, пропадая из виду. Через пару минут он уже находился у стадиона, медленно брел вверх по лестнице, резко повернул влево и оказался на довольна выгодной позиции. Обзор был хорош, да и тень, явно не нагретая коварным солнцем, обдувалась из-за угла игривым ветром. Присев на скамью, МакЭвой чуть подался назад, ощущая, как через ткань рубашки пробивается жар нагретого дерева. День был в самом разгаре.
- Вот тебе и добрый день, - тихо проговорил он, чуть щурясь от света.

Голубое небо над головой, словно издеваясь над простыми смертными, пускало, словно мыльные пузыри, ватные белесые облака, который давали пусть и едва заметную, но все же надежду на то, что игривый ветерок все же подхватит вату облака и объединит их, создавая хороший заслон от небесного огня. Но ждать такой щедрости от неба не приходилось. Словно почувствовав свою бессильность, молодой летний ветер и вовсе куда-то запропостился, уступаю уже не битву, а войну играющей с ним стихии огня. Брошенные в безысходности люди спасались веерами или кондиционерами, но перебороть плотность воздуха, напитавшегося теплом, не по силам было даже великим творениям человечества. Она лишь способна была как-то облегчить участь, но не избавить от нее.
Ощущая, как капля пота бежит по лбу, мужчине вдруг вспомнился дождь, влажные капли которого дарили не только свежесть, но и прохладу, а летом еще и несколько минут доброй улыбки. Жаль, что сейчас, по всем законам подлости, его ждать не приходиться. К сожалению, приходиться лишь только представлять, как крупные капли начнут падать с небес, радуя собой не только людей, но и всю природу, перенасытевшуюся изобилием тепла.
И возможно МакЭвой так и продолжил сидеть в своих мыслях, если бы не прервавший его размышления голос, появившийся громом среди ясного неба и даже заставивший невольно вздрогнуть от неожиданности мужчину.
- Зима... - протянул он понравившееся слово Ллойд и, чуть улыбнувшись, повернулся на голос. Перед ним предстал во всей своей молодой благоухающей красе молодой человек, немного счастливее, чем полагалось бы в такую жару, но все же явно ею обремененный, но видимо не на столько, чтобы не оказаться сейчас на стадионе, где вот-вот должны начаться бега и без того измученных жарой лошадей. Все потех людям. - Если бы сейчас была зима, мы все дружно бы молили о солнце и его дарах. Таков современный человек, которому ни по чем не угодить, - рука скользнула в карман, ловкие пальцы извлекли платок и пробежались им по мокрому лбу. - Тут разносят напитки? Безумство - находиться сейчас здесь, не правда ли?
Его пристальный взгляд практически не сходил с лица улыбающегося мужчины. Он нашел его довольна живым, хотя себя сейчас представлял вареным ананасом или мухой, закрытой в банке. А молодой мужчина определенно радовался даже такой возможности, в жару, почти невыносимое пекло, сидеть на скамейке на прогретом до нельзя стадионе и весело радоваться "если бы зима..." "Ох уж эта молодая беспечность..." подумалось Ллойд, но осознание того, что разница между ними могла быть не так уж и велика, невольно рассмеялся своей неожиданной старости.  Все же лето делает с ним странные вещи.
- Фанат или игрок? - решив, что начатый довольно легко разговор не должен быть вот так бессмысленно брошен. Молодой человек вызывал у него странное чувство симпатии, хотя еще ничем подобного не заслужил. Но, видимо в МакЭвойе проснулось то самое чутье юриста, которое всегда знало, с кем хозяину можно было вот так запросто болтать, а с кем стоило и поосторожничать. В любом случае, это чутье сейчас ничего плохо в адрес нового лица в жизни МакЭвойя не говорило, следовательно, можно было себе позволить расслабиться и... Наслаждать продолжало быть нечем. Скачки еще не начали, напитки, похоже, сюда дойдут не скоро, если вообще дойдут. А компания... Все лучше, чем торчать одному со своими весьма спонтанными мыслями.
В такие моменты вспоминалось детство, где первые тучки и капли за окном вызывали совсем другую реакцию, а дождь считался чуть ли не потерянным временем, которое теперь уже не за что не вернешь. А этот коварный дождь все продолжает идти и мешает бегать по пыльным улицам с другими ребятами, гонять мяч или лазить по деревьям. Все лучше, ем сидеть дома и ждать, когда влага с неба закончится и мама соизволит сказать свое веское "ладно" и выпустить рвущиеся ноги на волю, вслед за душой. А сейчас, сейчас все проще и в то же время о ужаса сложнее. Пропала та детская беспечность, что толкала нас бегать по лужам под проливным дождем или бросаться в   дебри деревьев навстречу приключениям. Теперь это безрассудство, то лишь детская шалость. Что изменилось? Мы или люди вокруг? Кто придумал эти странные, никому толком непонятные правила жизни взрослого человека? Кто решил, что так, а не иначе мы должны вести себя каждый день? Почему нужно ходить на скучную работу, когда душе хочется творить? Родители? Те, кто всегда желают нам только счастье, вдруг решили за нас, что лучше знают, что будет для нас счастье. Быть может изменились мы, раз позволили им что-то решить за нас, а может...мы просто остались тем маленькими детьми, которым слова родителей - вето, непоколебимое решение, неоспоримое, которое нужно принять и выполнить. И почему в такие моменты нам становиться жаль себя?..
Звук выстрела, началась гонка. Чуть подавшись вперед, мужчина улыбнулся, мысленно подумав, что был прав, когда решил, что победит шестой номер. Хороший старт.

Что есть время? Что есть жизнь? Секунда, в которую мы никак ничего не успеваем сделать или же большая, длинная дорога, ведущая нас к чесу-то невообразимому? Бессмысленность бытия или неосознанность Судьбы? Предрешенность или право выбора? Попытки найти решения или осознание того, что любое принятое тобой все равно приведет тебя к уже намеченной ситуации? Время... Что для нас, простых смертных, сей звучный термин? Лишь мгновение, которое пролетает, с трудом находя отражение в нашей памяти. Время заключается лишь в отрезках на часах, которые человек создал для себя, в попытке укрощения этого пресловутого Времени. Для нас, и каждого, часы пролетают за секунды, годы - еще быстрее. Что остается нам? Лишь смутные воспоминания прошлых дней, самые красочные события. Самые... И пустота. Наша память или мы сами просто не способна удерживать в себе всю ту информацию, что встречается у нас по жизни, она просто отсеивается, становиться ненужной и, как мертвая клетка, вымывается из организма, образует новую ячейку, ничем не заполненную, ждущую своей начинки и, быть может, не один год. Стремясь познать необъятный мир, человек забывает, что в этом знании он вряд ли что-то достигнет, разве что сможет рассказать это кому-то, переврать, смотря на мир лишь под углом своего понимания. Крохи истины всегда летают где-то вокруг, правда только стоят они куда дороже, чем весь тот хлам, в который они обвернуты.
Полотно судьбы. Ткань, сотканная небесной ткачихой, которая заботливо вводит одну нить за другой, создавая свои поистине прекрасные, не похожие друг на друга шедевры. И когда одна история заканчивается, и казалось бы, осталась одна золотистая нить, а натренированные руки искусство добавляют к ней еще одну, и потом еще одну, соединяя их в новое плотно, с пока не понятным, хаотичным и лишь Судьбе известным узором. Сейчас же искусница перебирает разные нити в своем сундучке, решая какой узор соткать следующим, выбирая нить, подходящую к тем, что остались от уже сотканного полотна, какая из них заставит сиять их ярче, какая уравновесит, а какая затенит и выделит узор, сделав его более насыщенным. И вот когда нити выбраны, начинается самый интересный и ответственный момент ввода ее в будущий узор. Изящные руки четким и быстрым движением добавляет необходимые нити не оставляя и шанса вернутся к началу. Можно лишь идти до конца, к своей цели.
Физически невыносимо, непередаваемо. Неуловимо, но вполне ощущаемо, мы движемся к нашей конечной цели, крайней точке всемирного одиночества. Совершая необъяснимые поступки, карая без суда и следствия, осуждая без видимых на то причин, шепчась за чужими спинами. Пытаемся загладить свою вину и затем, уже в который раз, снова пускаем все под откос. Бросаем безразличные взгляды на людей, которые когда-то были бесконечно дороги, разрываем нити, которые еще хоть как-то связывают нас друг с другом и наслаждаемся болью, незамедлительно появляющейся после каждого разрыва. Смотрим вокруг и не видим красок, не различаем цветов. Завтракая, не чувствуем вкус, засыпая, проваливаемся в огромную черную яму, чтобы завтра начать все по-новой. Мы просто умираем.
- Вы, должно бы, политик или журналист, - чуть усмехнувшись, произнес Ллойд, переведя взгляд в даль. Гонка началась, но отчего-то сейчас внимание мужчины больше привлекал молодой собеседник, чем уставшие лошади. - Только люди двух этих профессией способны вот так болтать ни о чем, но и обо всем сразу. А в вас чувствуется какая-то профессиональность, но годы... Хм, видимо вы все-таки журналист... - он не отводил взгляда от второй лошади, мысленно предполагая, хватит ли ей сил сделать рывок и все же доказать, что мистер МакЭвой не зря возлагал на нее свои надежды.
- Прекрасно. А я то определенно вознамерился умереть от жажды. Насколько прелестные ножки придут на спасать? - пробежавшись взглядом по прилично заполненному стадиону, мужчина лишь краем глаза заметил небольшой поднос, но носителя его разглядеть, к сожалению, не удалось.
- А что беспокоиться? - качнул головой мужчина, вновь переводя взгляд на собеседника. - Беспокоиться стоит тогда, когда не уверен в своей победе. Я, вовсе не играя, должно быть, заработал бы довольно много, но это, к сожалению или счастью, меня не лишком интересует. тут спортивный интерес. Разве что сегодня мне не посчастливиться и моя мысленная ставка проиграет. так не хотелось бы начинать второй десяток... - осторожно приподнявшись с места, когда в их ярус подошла очаровательная девушка с уже прилично опустевшим подносом. Потратив на покупку и легкий флирт пару минут, довольный Томас вновь приземлился на лавку и чуть потянулся, ощущая, как первые капли холодной воды коснулись его рта.
- Очень приятно мистер Джим. Меня зовут Ллойд Томас МакЭвой. Почему так официально? Хм, журналистам всегда может понадобиться помощь адвоката, а так вы хотя бы найдете меня в телефонной книге, - мужчина весело подмигнул, отправляя еще пару глотков себе в рот.
- Неужели так заметно, что я не местный или вы знаете всех в этом прекрасном городе? - интерес к новому собеседнику вновь пересилил интерес к скачке, но неожиданный выкрик заставил повернуться в сторону стадиона, заметить, что второй все же удалось вырваться вперед и она победительницей завершает первый забег. - У вас ведь три забега? Или по одному? - уточнил МакЭвой, старательно предполагая, что все же три, ибо ради одного было бы бесчеловечным пилить в такую даль, да еще и по жаре.
Ллойд не так часто видел так жизненно ориентированных людей, поэтому каждая встреча была по особенному радостной. И эта радость позволяла не думать ему о том, что семья осталась далеко, что работы как таковой еще нет, что мама, будучи родным для него человеком, находится в весьма странном состоянии - одновременной печали и радости. Любил ли он свою семью? Он не знал. Но что-то необычное в нем шевелилось каждый раз, когда речь или мысли заводили его в семейное русло. Он не знал, как называть эти чувства, но он знал точно – они есть. Они согревают тогда, когда весь мир мёрзнет под ворохом одеял. Они спасают тогда, когда, кажется, надежды нет. Порою, причиняют боль, но эта боль, как правило, проходит. Главное ведь то, что благодаря этим чувствам, мир расцвечивается тысячей узоров, цветов, звуков. Их переплетения придают вкус пустым и холодным дням, заставляют улыбаться. Эти чувства создают дорогие нам люди. Те, кто всегда рядом, как бы мы от них не отрекались. Чтобы не произошло между нами. Они наши, они в нашем сердце. И не радоваться этому – значит отвергать себя саму. Каждый совершает ошибки. Каждый живущий человек совершает ошибки. Опыт необходим нам так же, как кислород или вода. Без случайностей и сбитых планов мы бы загнулись в кругу рутины. Это самое лучшее, что может быть. Чувствовать, что тебя любят. Чувствовать, что рядом с тобой те люди, которым ты действительно дорога. Разве не это значит жить? Разве недостаточно этого, чтобы улыбаться? Искренне улыбаться. Забив на предрассудки, принципы. Просто жить так, как живётся. Смеяться, когда хочется, плакать, если плачется. Злиться, но потом обязательно выбрасывать злость в мусорный бак. У нас столько возможностей, но мы боимся, ленимся, не верим в себя. Вокруг нас огромный мир, но мы замыкаемся в своём крошечном мирке. И не замечаем, как жизнь проходит мимо нас. Как зеленеют луга, распускаются цветы и облетает листва. Как зарождаются и угасают чувства. Как горечь сменяется радостью, а радость горечью. Как боль сменяется наслаждением. Пустота заполняется. Кем-то, чем-то. Она не остаётся зияющей дырой внутри нас. Пустота исчезает. Нет ничего вечного. И это – счастье.
Видеть, слышать, чувствовать, как струится жизнь. Не важно маленьким ручейком, или же бушующим океаном. Жизнь есть и она продолжается.

Отредактировано Lloyd McAvoy (2013-07-03 11:58:45)